Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ
А дороге не было конца. С каждым шагом труднее идти. Я учащенно дышал, спина взмокла от пота.
Солнце поднялось высоко, мороз спал, а снег слепил глаза. Геянскую низину будто окутали саваном, белые-белые поля простирались до самого горизонта. Лишь чернели южные отроги гор и отвесные скалы.
Сначала была отчетливо видна протоптанная людьми и скотом тропа на снегу, а потом она стала менее заметна, пока вовсе не исчезла. Я шел наугад, а когда увидел следы каких-то зверей, остановился. Возможность встречи с четвероногим хищником ужаснула меня. Я огляделся по сторонам, но решил, что направление выбрал правильное.
Путь казался бесконечным, найти человеческое жилье — недосягаемой мечтой, а увидеть родичей — и вовсе недостижимой целью.
Быстро вечерело. Холод снова давал о себе знать. На равнине сталкивались ветры, дувшие с Аракса, с теми, что низвергались со склонов гор. Буранные завывания тревожили душу. Когда ночь надвинулась на меня, впереди показались огни деревни.
В первом же доме я спросил про кочевье Кавдар. Хозяин дома успокоил, что это близко, и показал, как идти.
Теперь дорога шла по берегу реки, то и дело пересекая ее. Трудно было ступать по скользким мокрым камням. Уже в полной темноте я подошел к первой кибитке; на мое счастье, она оказалась той, которую я искал: здесь жили мои родственники.
Три моих двоюродных брата сидели возле очага, а невестка, жена старшего из них, раскладывала по тарелкам рисовую кашу с бараниной.
Первым увидел меня старший брат, тот самый, который работал вместе с отцом на промыслах в Баку. По его хмурому взгляду я сразу понял, что мой приход его вовсе не обрадовал. Зато младшие братья с радостью кинулись мне на шею, а невестка заплакала от радости. И я не сдержал слез, но плакал от обиды.
Я валился с ног от усталости и поэтому сел, не обращая внимания на недовольство, промелькнувшее в глазах двоюродного брата.
Невестка протянула мне полную тарелку каши с кусками жирной баранины. Я быстро и жадно все съел и сильно вспотел.
За все это время старший брат не проронил ни слова, сидел как немой. Он угрюмо слушал мои ответы на вопросы жены и младших братьев. Я рассказал им о матери и отце, о сестрах.
Наконец-то старший двоюродный брат обрел дар речи.
— Что ты думаешь делать? К кому собираешься устраиваться на работу? — спросил он у меня явно недружелюбно.
Я растерялся.
— А что случилось? — попыталась жена урезонить своего мужа. — Разве горит? Пусть настанет утро, тогда поговорите… Что за спешка?
А один из младших братьев просительно обратился к старшему:
— Пусть Будаг поспит сегодня со мной!
Второй поддержал его:
— Брат, прошу тебя, разреши эту ночь провести у нас!
Жена брата начала сердиться:
— Сегодня ночью Будаг никуда не пойдет! Где это видано выгонять брата из дома?! Пусть сегодня отдохнет, посмотри, как он устал!
Я был в полной растерянности. Двоюродный брат не раз говорил матери и отцу, что готов все сделать для нашей семьи, в память того, что отец когда-то помог ему на первых порах в Баку.
И вот, когда в минуту крайней нужды я пришел к нему, когда от усталости я валюсь с ног, он отказывает мне в пристанище! Откуда такая черствость? Эта неблагодарность?! Я ждал, что он скажет.
— Занимайтесь своими делами и помалкивайте! Сам знаю, что делать!
Я не сдержался.
— Родственник! — сказал я ему. — Я прибыл сюда не слугой наниматься, а в дом к брату. Если ты мне советуешь уйти, то я уже сам решу, куда мне пойти! Не волнуйся!
И все же я остался здесь, ибо идти было некуда. Работал как все и с полным правом рассчитывал на ночлег и еду.
Старший брат был нем: хмурился и молчал. Младшие в его присутствии затихали, но стоило нам остаться одним, как показывали мне свое расположение. И жена старшего брата, довольная, что муж угомонился, тихо радовалась, но внешне держалась со мной сухо, чтоб не злить мужа…
Прошли недели, и однажды я двинулся в путь.
* * *
О дороги!.. Полные опасностей и неожиданностей!.. Нас было трое, идущих здесь два года назад. В те дни справа от меня шел отец, слева — мать. А сейчас в сердце боль, и сам я согнулся под тяжестью дум. Будто ветви мои сломала буря, а зимний ветер сорвал листья. Смогу ли и вновь воспрянуть духом? Я устал от дорог, а дороги устали от меня.
Говоря сам с собой, я коротал время, а между тем чувствовалось, что уходит серый месяц март, такой свирепый в этом году, — погода улучшилась, а вскоре зазеленеют поля, овеет весенними ветрами карабахскую землю.
Миновав Хонашен, я ступил на низины Марзли. Еще идти и идти. Еще топтать эту липкую грязь. Как люди, так и природа словно хотят испытать мои силы и терпение.
На низинах уже чувствовалось приближение весны: светло-зеленые луга радовали сердце, по бархатистому ковру были разбросаны цветы.
Я думал о том, что никак не найду себе постоянное пристанище. С тех самых пор как мы покинули Вюгарлы, я все время иду и иду по дорогам, из села в село, с кочевья на кочевье. Мое сердце тянулось к единственной родной душе, которая осталась у меня на земле, — к моей сестре. Я только не знал, как осмелюсь сказать ей о смерти родителей и сестер, когда она спросит меня о них.
Надо идти, чтобы поскорее добраться до заветного дома, где живет сестра.
Я убыстрил шаг, усталости как не бывало. Дойдя до реки Каркар, я остановился пораженный, меня охватил ужас: река стремительно несла свои мутные воды, с ревом грабастая все, что попадалось на пути.
И лижут, и лижут, расширяя русло и отхватывая новые клочья от берега, быстрые грозные волны.
И в том, что река Каркар раньше обычного разлилась мутным потоком, были повинны дожди, обильно выпавшие у ее истоков.
УСТАЛЫЙ ПУТНИК
Понимая немыслимость затеи перебраться на тот берег, я пошел, оглушенный ревом реки, в близлежащее село и постучал в первый же дом, так как валился с ног от усталости. Мне открыл пожилой человек, который сразу пригласил меня внутрь. В доме за накрытой скатертью сидели еще трое мужчин.
Хозяин угощал гостей пловом. Он тут
